Элеонора Раткевич - Ларе-и-т`аэ
– С ума свернуть можно! – ошеломленно стонал Лоайре. – Я никогда… нет, ну кто бы мог подумать, что простой эркер может придать дому такую стройность! А эти горизонтальные перетяжки – Арьен, ты только посмотри! И вон тот балкончик… это ведь уму непостижимо, верно? Нет, ты гляди, гляди – чтобы арки могли иметь такую форму…
– Лоайре! – проникновенно молвил Эннеари. – Если ты и дальше будешь бормотать про пилястры, колонны, контрфорсы, эркеры или, упаси тебя Свет и Тьма, крестовые своды, я тебя удавлю. Вот этими руками.
– Нет, а почему… – завел было Лоайре и даже надул губы сковородником, собираясь обидеться, но не успел. – А это еще что такое? – удивленно перебил он сам себя.
Там, куда указывала взметнувшаяся рука Лоайре, на стене в маленькой нише, обведенной очень простой и необыкновенно изящной каменной рамкой, висело и вправду нечто очень странное – словно бы ктото приколотил к стенке книгу за заднюю обложку.
– Объявления это, – пояснил, обернувшись к эльфам, папаша Госс. – Так здесь принято. Удобная придумка. Которого человека оно не касается, тот мимо пройдет, а которому нужно, тот листок оторвет и с собой возьмет.
– Даже и не взду… – возмущенно начал Арьен и, не договорив, махнул рукой: Лоайре, не слезая с седла, дотянулся и сорвал один из листков. Сзади ктото фыркнул – не иначе, Лэккеан – а ктото из девушек совершенно отчетливо хихикнул.
– Вот это да! – восторженно выдохнул Лоайре.
– Ну и что там такое? – сухо поинтересовался Эннеари, все еще недовольный его выходкой. Ну прямо как маленький, честное слово! Всюду свои руки любопытные тянет. Никакого удержу на него нет.
– А ты послушай, что тут написано. – заявил Лоайре. – «Арамейльский университет объявляет набор студентов на отделения общей и специальной медицины, правоведения и древней истории. Приезжим людям и эльфам предоставляется общежитие».
– Ну и что? – пожал плечами Арьен. – У нас в Долине, что ни год, такие объявления бывают. Нет, ну вот зачем ты его сорвал, если оно тебе совершенно не нужно?
– Это еще почему? – запротестовал Лоайре. – Может, я как раз в Арамейль поехать собирался?
– Никуда ты не собирался, – безмятежно возразил Эннеари.
– Это еще почему? – наседал Лоайре.
– Потому что зодчих в этом году не набирают, – отрезал Эннеари.
Следовавшие сразу за ними обоими Аркье, Лэккеан и Ниест оглушительно расхохотались. Вот и затевай с такими посольство!
– Послушай, – отсмеявшись, поинтересовался Аркье, – я вот сколько эти объявления у нас еще читал, все никак уразуметь не мог – почему общежитие только для людей и эльфов? Разве гномы из других мест не могут учиться в Арамейле? Так почему же приезжим гномам такая немилость?
– Потому что приезжих гномов не бывает, – пояснил Лоайре – все еще слегка уязвленный недавней подначкой, но донельзя довольный тем, что может проявить свои познания.
– Да? – заинтересовался Аркье. – А кто у них тогда бывает?
– Родственники, – изрек Лоайре с таким видом, словно бы это и впрямь все объясняло.
Аркье, невзирая на свою пресловутую воспитанность, все же слегка вытаращил глаза.
– Ну, как бы тебе сказать… – пустился в объяснения Лоайре. – Вот если ты, к примеру, гном…
Судя по выражению лица Аркье, представить себя гномом ему было очень и очень затруднительно.
– И приехал ты… ну, хотя бы в тот же Арамейль. Быть такого не может, чтобы там не оказалось так уж и совсем никого из твоего клана.
Что да, то да, подумал Эннеари. Это родством гномы считаются кланами – а живут, где придется. Даже в самом малом поселении на полторы сотни душ беспременно найдется хоть ктонибудь из твоего же клана. Чтобы гном среди гномов да родню не сыскал – не бывает такого.
– А если ты того же клана гном, значит, родственник, – заключил Лоайре. – Разве можно допустить, чтобы родственник вдруг в общежитие подался, как неродной? Ну, если у тебя там особо близкие друзья из людей или эльфов – тогда конечно… хотя тут уж скорее родня, чем тебя в общежитие отпускать, этих твоих друзей к себе перетащит. Друзья родственника тоже ведь не чужие, верно?
Лицо его приняло умиротворенное, мечтательное выражение – как и всякий раз, когда Лоайре принимался говорить об Арамейле. Скорее бы уж университет о наборе зодчих объявил, что ли, подумал с мысленным вздохом Эннеари. Конечно, двадцать лет ожидания – не срок… но если Лоайре придется ждать еще столько же, он и вовсе истоскуется.
Быть может, намечтавшись вдоволь, Лоайре продолжил бы свой рассказ о нравах гномов вообще и университетских гномов в особенности, однако на сей раз эти, вне всякого сомнения, увлекательные сведения так и остались невысказанными. Лоайре не то, что о гномах поведать – даже и помечтать толком не успел: папаша Госс приглашающе махнул рукой – дескать, нам сюда – и свернул в одну из боковых улиц.
– А зачем нам сворачивать? – поинтересовался Эннеари, поравнявшись со своим добровольным сопровожатым. – Улица Восьми Королей идет прямо к дворцу – или я чтото путаю?
– Не путаешь, – с обычной своей спокойной обстоятельностью пустился в объяснения мельник. – А только на дворец вы еще наглядеться успеете. Дворец Найлисский, конечно, тоже чудо из чудес, никто не спорит, и не полюбоваться им вовсе даже негоже. Но сейчас мы не к дворцу направляемся…
… Ну, кто не ко дворцу, подумал Эннеари, а кому как раз именно туда и путь лежит…
– … а едем мы к Рассветной Башне. Если к ней потом со стороны дворца выезжать, она тоже смотрится хоть куда – а всетаки не так. Лучше всего выехать на площадь здесь, по Малой Ратушной улице. Тут тебе и красота, если кто понимает. Ты меня слушай, лучник, я тебе плохо не посоветую.
– И то, – согласился Эннеари, невольно перенимая выговор собеседника, вплоть до придыхания перед гласными. – Если мой… эээ… приятель не прилгнул, на Рассветную Башню и впрямь стоит поглядеть.
– Еще как стоит! – убежденно заверил его папаша Госс. – Ты… ты такого никогда в жизни не видывал. Даже у вас такого нет. Вот погоди, сейчас поворот будет, а сразу за поворотом Башня и откроется.
Он еще и договорить не успел, когда улица резко повернула, и взорам потрясенных путников открылась Рассветная Башня. Из уст эльфов единодушно исторгся слитный стон восторга, искренний и мучительный, словно первая любовь – папаша Госс аж крякнул от удовольствия при виде их ошеломления.
– Тот, кто это сделал – сумасшедший, – благоговейно изрек хриплым от восхищения голосом Лоайре. – Честное слово.
Он прав, промелькнуло в голове у Эннеари. Это безумие – чистейшее, благороднейшее безумие в самом высоком смысле этого прекрасного слова. Мрамор и гранит, яркие, как цветы, изразцы и умелая роспись – этих изысков Арьен за минувший год навидался, поездив по людским городам. Но Малая Ратуша, но Рассветная Башня Найлисса… покойный отец Лерметта, король Риенн, догадался облицевать ее золотисторыжим авантюрином. Солнечные лучи высекали облака сверкающих искр, дробились и рассыпались невесомым золотом, полыхали и таяли на поверхности камня. Башня стройно высилась, окруженная золотым мерцающим ореолом. Понятно, почему ее назвали Рассветной. Какое, должно быть, наслаждение – ждать рассвета, не сводя глаз с рыжих стен, ждать, когда же, наконец, первые рассветные лучи изольются на Башню, и она малопомалу замерцает, заискрится на солнце, сначала приглушенно, а потом в полную силу, пока не вспыхнет ежедневным волшебством! И ничего лишнего, никаких украшательств и завитушек – сама стройность, отпечатленная на клубящемся золоте, четкий силуэт посреди парящего облака.
